Мой пессимистический прогноз: нас останется 10 миллионов – президент KSE о вымывании мозгов из Украины и демографических вызовах

"Я книг не читаю и другим не советую", – в свое время заявил Тимофей Милованов.

Скандальные цитаты, резкие оценки и некорректные высказывания вроде "не скрываю, что дебил" сделали его enfant terrible украинской политики. Но за эпатажем в публичных проявлениях стоит серьезный экономист и признанный в мире исследователь теории игр и контрактов.

После года на посту министра экономики и сельского хозяйства в первом правительстве Алексея Гончарука Милованов вернулся в Киевскую школу экономики (KSE) и за 5 лет превратил ее в одну из самых успешных образовательных институций страны.

Только за время полномасштабной войны количество студентов Киевской школы экономики выросло в 9 (!) раз. В апреле 2025 года KSE выкупила за 18 миллионов долларов столичный гольф-клуб на Оболонской набережной, что стало рекордной частной инвестицией в украинское образование. Еще десятки миллионов руководство вуза намерено потратить на ремонт и построение кампуса.

Мы говорим с Тимофеем Миловановым о деньгах, войне и образовании.

"Мы инвестируем в умного человека в 3–5 раз меньше врага"

– В одном из своих интервью вы утверждали, что Россия вкладывает примерно 10 тысяч долларов в будущего инженера-разработчика беспилотника типа "Шахед". По вашим подсчетам, даже самые амбициозные украинские университеты тратят на обучение студента максимум 4800$...

– Ситуация еще хуже. Если бюджет такого университета, как КНУ, КПИ или Киево-Могилянская академия, разделить на количество студентов, то мы получим 1,5–2 тысячи долларов.

Если мы проделаем то же упражнение по российским университетам, то получим 4 тысячи долларов в посредственных вузах и более 10 тысяч в топовых.

Некоторые из наиболее опасных технологических подразделений России, которые, к сожалению, мы вынуждены уважать как сильного врага, сотрудничают с университетами.

Это означает, что мы инвестируем в умного человека в 3–5 раз меньше, чем наш враг. Если через 10 лет россияне попытаются снова на нас пойти, у нас будет меньше подготовленных инженеров, меньше военных лидеров, меньше молодежи, и мы будем вынуждены снова учиться в бою, а не в студенческих аудиториях.

Сегодня мы должны выиграть нынешнюю войну – остановить врага, отстоять независимость Украины. А молодежь 10–15 лет, которая хочет развивать Украину, которая хочет быть инженерами, должна получить все ресурсы, чтобы быть более подготовленной, более обученной, более образованной, чем наш враг.

Этого не происходит. Причина очевидна: нет финансов. Поэтому мы не можем и без того ограниченный ресурс распылять на сотни университетов. Его надо отдать лучшим.

У нас учится 10% победителей STEM-олимпиад (формат соревнований по естественным наукам, математике, технологиям и информатике для учеников 9–11 классов – УП), мы этим гордимся, но талантливые выезжают из Украины.

Мы прозваниваем участников международных олимпиад: среди них у нас на программную инженерию в этом году поступили 3, в Шевченка – 2, а в Польшу – 5.

Если же мы позвоним олимпиадникам по математике, то ноль – они даже НМТ (национальный мультипредметный тест – УП) не сдают, потому что сразу едут за границу.

– То есть война ускорила вымывание мозгов из страны?

– Не совсем. Парадоксальная и неприятная для нас история: даже после 2014-го некоторые выпускники уезжали в Москву. Теперь в Москву уже никто не едет.

Помните, как один из выпускников политеха оказался в России, где разрабатывает дроны для российской армии? Это совсем не новая история. Метрополия вымывала мозги из колонии – со времен СССР и до 2022-го года.

Среди многих людей, которые были вне политики, но очень умные, был такой подход: пытаться попасть в топовый вуз в США, а если нет – то в Польшу или Россию. Среди молодых ученых всегда было много и очень этичных людей, которые все понимали. Но часть оказывалась в Москве и сейчас они воюют против нас.

Чтобы умная молодежь не разъезжалась, ей надо создавать условия. Мы проводили опрос среди наших беженцев в Германии, при каких условиях они вернулись бы обратно: им нужны жилье, перспектива работы и качественное образование. Без этого они будут оставаться за границей.

Это угроза для существования страны. Если талантливая молодежь уедет или не получит качественного образования здесь, то что мы защищаем?

И одно дело, если супер талант поступает в Гарвард или МИТ (Массачусетский Технологический Институт – УП), впоследствии став глобальным украинцем. Но если он едет во второстепенный университет в Польше – это потеря для всех.

Тимофей Милованов: Вижу прямую связь между нежеланием закрыть псевдонаучную "ересь" и тем, что люди гибнут

фото: УП

– Активное развитие Киевской школы экономики началось с началом полномасштабного вторжения. Почему?

– Каждое большое потрясение национального масштаба, как Оранжевая революция, а затем Революция достоинства, давали нам импульс для роста.

Собственно, в 2015 году к власти в KSE пришли ее же выпускники. До этого Киевской школой экономики руководили иностранцы. Причем раззнакомились мы во время революции, организовывая Открытый Университет Майдана, вытаскивая наших студентов из лап опричников Януковича...

У меня в результате тех событий была, как говорят психологи, травма свидетеля. На каникулах я был на Майдане, но на момент расстрела Небесной сотни уже уехал в США.

Для меня это была травма, и в тот миг я решил, что должен что-то делать. Это стало поворотным моментом для многих из нас. Мы делаем то, что умеем и то, во что верим – образование.

В первые дни полномасштабного вторжения мы не пытались спасти KSE. Вместо этого опросили сотрудников о дальнейших планах: кто останется, кто пойдет в армию, а кто уезжает из страны. Попросили принять это решение быстро. Да, один из наших топовых аналитиков сейчас занимается детсадом для беженцев в Германии – в этом нет ничего плохого.

На второй – третий день войны мы сформировали ядро из примерно 60 аналитиков. Я написал премьеру, главе Офиса президента, его заместителю по экономическим вопросам, профильным министрам, что мы готовы по их поручению считать.

Нам дали задачи разной степени секретности, и мы начали работать. Кроме того, мы наладили связи с подразделениями и начали собирать средства на их нужды. 5 миллионов долларов мы собрали за первую же неделю.

Наша бизнес-школа в те дни начала работу с бизнесом, в частности помогала с релокацией. Наша Валентина Сахно (глава KSE Graduate Business School – УП) была настолько поглощена зумами и коллами, что пропустила тот момент, когда в ее село зашли россияне. В конце концов ее удалось вытащить. Подобная история случилась и с нашим исполнительным директором.

В этом и заключается простой секрет нашего успеха – мы продолжали работать. Бакалаврские программы возобновились в формате онлайн через 2 недели после начала вторжения. Остальные программы – через 4 недели.

То есть через месяц – полтора Киевская школа экономики уже учила. А 1 сентября 2022-го у нас были бомбоубежища, и мы учили физически.

Мы не будем выезжать из Киева, пока он стоит, мы не будем выезжать из Украины, пока она есть – такое решение мы тогда приняли.

– Сколько студентов пришло в 2022-ом?

– 300 студентов. Тогда, как сейчас – около 2000. Когда я пришел в KSE в 2016, у нас всего было 30 студентов, а выпускалось 12.

В 2025 мы впервые обогнали УКУ. 10 лет или 5 лет назад мне казалось, что это недостижимо. Сейчас мы боремся за то, чтобы построить кампус, сделать библиотеку с видом на Днепр.

– Вы еще не отказались от идеи перестроить гольф-клуб на Оболони в свой кампус?

– Мы действительно должны оставить целевым назначением гольф-клуб. Гольф и спорт там останутся. Но также будет библиотека, открытые инженерные лаборатории... Там будет замечательно. Будет выглядеть, как Опера в Осло, которая выходит на реку. Если, конечно, нам позволят.

– Но 18 миллионов долларов на кампус уже потрачены?

– Да, и нужно еще 24. 15 я уже нашел, надо еще 9.

– Где вы взяли 18? Это деньги фонда KSE или сумма, выделенная спонсорами конкретно под покупку этого объекта?

– Это средства американских и британских миллиардеров.

– Это целевые средства конкретно на кампус?

– Я просто ездил, ходил, жаловался: "Дайте деньги украинцам"...

– Это огромная сумма. Кто эти доноры?

– Миллиардеры. Преимущественно ученые-миллиардеры, в частности математики.

– Можете озвучить имена топ-5, 10 или 20 крупнейших доноров?

– Это различные фонды и правительства разных стран. Недавно Швеция нам дала 2,5 миллиона долларов на профессоров. Правительство Дании объявило, что мы получим 2,5 или 3 миллиона долларов на исследовательский центр по эффективности санкций против России.

"Функция университетов – продажа дипломов и уклонение"

– В Украине работает более 400 вузов, несмотря на достаточно массовый выезд детей за границу. Какова их функция, по вашему мнению?

– Продажа дипломов и покрывание уклонения. Они об этом открыто говорят, что меня очень возмущает. Открывается очередная неизвестная конторка и прямо говорит: мы вас забронируем, даже не надо приходить.

Мне рассказывали, что на Киевщине есть аграрный университет. Дети сидят по своим селам, обучение только онлайн. Студентам неинтересно, поэтому они сдают по 100 долларов и даже онлайн-обучение не посещают, а просто получают оценки.

Что это вообще такое? Об этом всем известно, об этом говорят в селе. Хочешь пристроить ребенка, чтобы он не рисковал – пусть сидит дома: 100 долларов за курс – и все нормально.

– Что с этим делать? Какими должны быть адекватные действия государства?

– Нужно дать рынку убить их. Видите, как у нас с дронами? Дали рынок – и все. Мы же не пытаемся спасать государственных производителей. Там конкуренция. Кто обанкротился – ваши проблемы.

Посмотрите напротив – это здание Национальной академии наук. Несколько корпусов. Постучите туда – бюджет есть, люди есть (кто-то на полставки), а результатов нет. 

Когда в последний раз они публиковались в международном научном журнале? Какую технологию для армии разработали? Когда встречались с бизнесом и дали консалтинг, который создал рабочие места? Когда сделали что-то, что работает в реальности, а не только на бумаге?

Мне пишут, что я неэтичен, потому что не уважаю ученых. Я уважаю тех, кто печатается в международных журналах. И не уважаю тех, кто называет себя учеными, но ими не является – и при этом тянет деньги из государства, которые нужны армии.

Вижу прямую связь между нежеланием закрыть псевдонаучную ересь и тем, что люди гибнут.

"Пессимистический сценарий – это когда в Украине останется 10 миллионов человек"

– Киевская школа экономики делает аналитику по проблемам украинской экономики, самым большим вызовом которой может быть депопуляция. Какие пессимистический и оптимистический сценарии возможны в обозримой перспективе, например, через 10 лет?

– Это будет немного прогноз с воздуха, но моя пессимистическая оценка такова: в Украине может остаться 10–15 миллионов украинцев. Согласно оптимистическому сценарию – если война прекратится, мы будем двигаться в ЕС, – люди постепенно будут возвращаться.

– Сколько их может быть в стране, согласно вашему оптимистическому прогнозу?

– 35–40 миллионов. Это будет немного как в Израиле. Если будет восстановление, позитивный вайб, и мы справимся с внешним вызовом, станем частью ЕС, здесь будет гораздо больше смысла жизни. Потому что каждый в Украине может стать тем, кем захочет.

Многим иностранцам здесь нравится – честнее, чем у них. В некоторых районах Филадельфии шанс быть убитым даже сейчас выше, чем в Киеве: вы же видите постоянную стрельбу, в том числе в школах, гетто.

Я жил на границе гетто – каждую вторую ночь у меня под окнами была перестрелка. У меня часто спрашивали: как там выживать?

Теперь то же самое спрашивают о жизни под "Шахедами". Жить можно и в гетто, и под "Шахедами".

"Будущее определяем мы – или это сделают за нас"

– Даже если война остановится, Украина должна будет оставаться страной с большой армией и мощным ВПК. Соответственно, нужно много специалистов. Как решать эту проблему в условиях депопуляции?

– Есть два пути: повышение нашей эффективности благодаря улучшению образования или массовый импорт кадров. Но тогда это будет совсем другая Украина.

Чтобы не превратить нехватку людей в нехватку качества, надо взрослеть: переходить от работы "лопатой" к инженерии, автоматизации, роботам.

Образование – ключ к выживанию: оно дает лидеров, ученых и инженеров для обороны и формирует рабочую силу, содержащую пожилых людей, ветеранов и всех нуждающихся.

Впереди два сценария: либо нас останется меньше, но мы будем высокообразованными людьми, которые работают с ИИ и тянут экономику; либо мы остаемся неучами, технологии нас вытесняют, а пробелы закрывают дешевые мигранты.

Будущее определяем мы – или это сделают за нас.

– На каком этапе нехватка специалистов будет ощущаться как критическая?

– На самом деле это уже происходит.

Тимофей Милованов: Часть Украины борется за существование и за развитие, а часть – продолжает гнить

фото: УП

– Сколько трудовых мигрантов небходимо привлечь, чтобы добиться положительных изменений в экономике Украины?

– Миллионов 10. Готовьтесь к новой Украине. Если мы сами не научимся быть умнее, будем импортировать не десятками тысяч, а миллионами. В основном на рабочие профессии.

Посмотрите, сколько у нас пенсионеров, посчитайте соотношение между теми, кто работает, и теми, кто вышел на пенсию. Это критично.

Первый приоритет – выжить и война, а второй приоритет – чтобы у нас была высокопроизводительная, конкурентоспособная европейского уровня нация.

У Багряного в "Тигроловах", когда Григорий Многогрешный сбегает с этапа на Сибирь, он говорит, что "лучше умереть в бегах, чем жить загнивая".

Так вот мы уже не бежим. Здесь все гниет. Есть часть настоящей Украины, которая борется за существование и будущее, а есть часть, которая продолжает гнить. И мы должны ее сбросить.

Гнилое болото, оставшееся нам от Советского Союза, не дает нам выпрямиться.

– Почему то, что вы называете болотом – т.е. раздутый государственный сектор и зарегулированность экономики, – нас тормозит, а Россию наоборот спасает от краха?

– Это миф, что им это помогает. Если бы они не воровали собственные деньги, у них было бы еще больше "Шахедов", и они четче долетали бы до целей.

– То есть, вы считаете, что неэффективность войны с их стороны – следствие неэффективной работы госаппарата?

– У них отличная от нашей, но также неэффективная система. Меня забьют за эти слова, но я все равно скажу: Зеленский – супер положительная историческая фигура для Украины... Если бы не Зеленский, Украины уже не было бы.

– Объясните, что вы имеете в виду.

– Во-первых, любой другой сразу пошел бы на переговоры с россиянами, но дело далеко не только в этом. Он четвертый год не спит и не дает миру забыть о нас. Он не сдаётся.

– Но ведь это вопрос и его политического самосохранения, не так ли?

– Давайте не опускать этот разговор до таких категорий. Если рассматривать ситуацию с исторической перспективы, Украина существует и будет существовать. Во главе ее стоит проукраинский лидер.

А то, что есть внутренняя грызня между сильными фигурами – условной оппозицией, бизнесами, – это и есть рождение нации. Это настоящие роды. С болью, кровью, риском смерти.

Сегодня нацию не олицетворяет горстка диссидентов на фоне равнодушного большинства, как это было при СССР. Большинству не безразлично. Хотя да, есть инертная масса, чем пользуется Кремль.

"Не планирую идти в политику – для меня это слишком стрессово"

– Милованов-политик, которым вы были 5 лет назад, и Милованов-президент Киевской школы экономики – это две разные фигуры. Там вы были обиженным и конфликтным чиновником, здесь вы создаете масштабные проекты, находите новых друзей и партнеров. Считаете ли вы свой политический опыт неудачным?

– Он был полезен. Первые два года в KSE я тоже был очень конфликтным. Мне пришлось уволить не просто много людей, а почти всех. Всех, кто не верил в то, что KSE может быть другим.

Меня бесят люди, которые не верят, что может быть по-другому. В политике таких людей очень много, и когда я там нахожусь, меня все это бесит.

Ученому сложно быть в политике. Потому что одна из самых больших добродетелей ученого – говорить правду. Это не тот навык, который может пригодиться политику.

Ученого всю жизнь тренируют критиковать, политик наоборот должен искать коалиции.

Ученый может порвать научную статью коллеги в клочья и после этого выпить с ним пива, потому что здесь ничего личного.

Политик может сказать правду о другом политике, но тогда враги того другого политика это используют для дискредитации.

Вынося критическую правду, ты невольно подносишь снаряды для политической войны.

– При каких условиях планируете вернуться в политику?

– Не планирую идти в политику – для меня это слишком стрессово. Я счастлив там, где есть: мне очень нравится наука и образование, нравится команда. В начале войны думал, где принесу больше пользы: в правительстве, в армии (опыта нет), или спасать Киевскую школу экономики – и выбрал KSE.

И почему я выбрал? Во власти был бы семнадцатым советником и мало понимал о войне. А строить университет во время войны могут единицы. Моя ценность больше в образовании и науке, чем в политике или бизнесе.

– В конце концов вы начали читать книги и даже их цитируете. Когда были политиком, говорили, что литература – пустая трата времени...

– Это была искаженная цитата. Я имел в виду, что просто читать – мало, чтобы быть умным. Важно не просто много читать. Важно еще и много пробовать делать.

Прочитав "Тигроловов", я использую цитату, думаю, как все это связано с сегодняшней жизнью, а что изменилось. Таким образом я интегрирую знания в современный мир.

Словом, я это пытался объяснить, но сказал неосторожно.

Даже в науке есть два подхода к публичным выступлениям: один предполагает сильную подготовку, и это всем нравится, а второй – хулиганский, который я очень люблю. Когда ты все пробуешь и смотришь на реакцию людей.

Конечно за такие подходы я часто получаю по голове, но результат – растет KSE, потому что пробуя разные идеи, я отбираю лучшие из них.

Ну а по голове бьют – такую жизнь я выбрал, меня все устраивает.

Татьяна Даниленко, УП