– Строчка из «бессмертной Холериады» – так мы, молодые сотрудники и аспиранты Одесского «бакинститута», горделиво-задиристо осмеливались определять творение, рождавшееся в августе-сентябре 1970 года. Ровно 50 лет тому назад! Ровно 50 лет тому назад Одесса была одним из первых городов Союза, которая приняла на себя удар «заезжей гостьи» – Холеры. И огромную роль в борьбе с нею, ликвидации эпидемии, сыграл Научно-исследовательский институт вирусологии и эпидемиологии им. И.И. Мечникова, аспирантом, младшим, а затем и старшим научным сотрудником которого мне посчастливилось быть. Да, посчастливилось!..

Несмотря на многие трудности, обиды и горечь, опасности, реализовавшиеся, увы, впоследствии тяжкими недугами…

Вспоминаются строки поэта: «Когда я итожу то, что прожил, и роюсь в днях – ярчайший где, я вспоминаю одно и то же…» И думаю: не странно и не удивительно, что и ветераны Великой Отечественной войны, нынешние «афганцы», саперы и геологи, эпидемиологи, и многие другие из «горячих цехов», с особым чувством вспоминают время, которое позволило им оценить жизнь, себя и… окружающих. Тем и дороги даже горчайшие воспоминания. А, может быть, и потому, что были молодыми?..

Есть немало юмористических «произведений» талантливых одесситов о борьбе с холерой. И на байках Михаила Жванецкого свет клином не сошелся. Вот – листок, мамин почерк: «В нашу атомную эру / Нам подбросили холеру…» Кто-то из выпускниц ОМУ №2, которым она руководила 23 года, поделился своим творчеством. Сегодня «нам подбросили» коронавирус, пресловутый Covid-19. И – не исключено, что ждет и -20, и -21, и т.д. Но, право же, не стоит отчаиваться, паниковать. Однако – быть готовыми драться!

Позволю себе включить и в нынешнее, посвященное Юбилею, мое эссе-воспоминание:

Было дело…

Жаркий август семидесятого. Уже давно пахло грозой. И вот – в один прекрасный день, придя на работу, мы оказались перед наглухо закрытыми входами в инфекционную больницу. На ее территории располагался НИИ вирусологии и эпидемиологии, в обиходе – бакинститут.

Всем велено собраться в актовом зале мемориального углового здания. На экстренное заседание. И в тревожную тишину упало это гадкое слово: «Холера!»

 Через считанные часы мы, м.н.с., аспиранты, призвав на помощь опыт, казалось, давно и необратимо минувшего, вооруженные строгими инструкциями и... тетрациклином, мерили своими, непривычными к такой нагрузке ногами многие версты. В основном – бездорожья.

Ленинский район. Пересыпь. Подворный обход!

Пересеченная местность, пыль, грязь, дома и домишки, давно бы должные прекратить свое, унижающее их обитателей, существование. Штакетники и каменные заборы, захлебываются от злобного лая псы. Испуганно-одуревшие, а чаще – равнодушно-недоверчивые, насмешливые, а то и – схожие со своими сторожами – люди...

Ноги гудят, пот заливает глаза, халаты через два-три часа – будто неделю ношеные. Язык, десятки раз повторяющий одно и то же, выпытывающий о всех проживающих, уже заплетается. Рука не держит ручку – писчий спазм: «Фамилии, имена, возраст, пол, место работы, учебы, самочувствие...»

Подворный обход! Не миновать ни одного закоулка, ни единой хижины! Иных нет дома, значит снова и снова туда, где была – «черти круги, как нетопырь!»

День – ненормированный, и лишь с заходом этого палящего светила – конец. Теперь: как добраться на 16-ю Фонтана, где – трехлетний сын, больная мама? Как не привезти им с халатом, обувью эту азиатскую гостью? Где и как стирать халат, если на СЭС эти две дамы, забаррикадировавшись в своем кабинете, вчера истошно вопили: «Не вносите сюда халатов!»?

Десятилетиями эти представительницы особой популяции рода человеческого вкушали от плода надбавок: законных, мало и вовсе незаконных, наживали сидячую болезнь, а грянул гром...

Но – труба зовет! – настал твой час, вспомни: «В жизни всегда есть место подвигу!»

А эти... Бог с ними! Как и с тем, главным начальником, оторопевшим, когда, прорвав кордоны, ты все-таки ворвалась к нему в кабинет. О-о-о! Было что охранять! – накрытый стол с разной вкуснятиной (кажется, там были и икра, и балыки и чего только не...) Уж точно – всевозможные, с яркими наклейками бутылки. А что? – Профилактика холеры!

Да-а-а... Он онемел от «наглости», но ты, в праведном гневе, танком – сокрушающим! – смяла его! И он даже растворил свои объятья, когда наконец хмельной мозг с трудом осознал, чего же ты требуешь. А ты требовала мужскую дезбригаду, приданную городу военным округом. Потому что проводить дезинфекцию в алтаре Новослободского храма – епархии заболевшего священника (посев положительный) – женской бригадой не имела морального права! «Возможен конфликт церкви и государства!» – отчеканила. Вот тут он, со словами «Умница! А мы и не доперли!», и раскрыл объятия. Лучше бы дал бутерброд, хоть один, хоть с «вареной» – с утра не евши.

А заканчивала, лишь выявив контактных и площадь необходимой дезинфекции, доставив в Центр сведения, где в восемь утра получала адреса больных с подтвержденным диагнозом. Уже при звездах... Правда, тогда уже был в распоряжении старенький «москвич» с шофером Володей.

Вернувшись с ним в храм, узнала, что дамы таки вошли в алтарь и – «все сделали». Не страх конфликта, но – врожденное: «Как посмели?» мучило не один день. А сегодня – нелепая мысль? – «А может и не входили они, уладили по-своему? Не все ж такие дурочки, как ты...» Как забыть тот очаг на Московской? Благо, в доме неподалеку от милиции. Понадобилась. Володя спасал.

...Полуподвал, грязь и «мерзость запустения» жилища «пропойцы», как кричали соседи, пытаясь оспорить факт заболевания его холерой: «Нажрался, сволочь, а мы страдай!» Но ты-то знала: вибрион высеян, сомнений нет. О, какие страшные лица, вопли, ругань! Разъяренная толпа, а ты – посередке, тоненькая, наивная, как девочка, даром что – двадцать восемь... Вот и столкнулась лицом к лицу с тем, о чем ведала лишь из истории борьбы с эпидемиями. Безоговорочно поверила: да, толпа могла растерзать врачей...

Как рассказать о неделях посменной, круглосуточной работы сотрудников института, твоей в родных стенах? О механических, многотысячных за смену: обжиг бактериологической петли в пламени спиртовки – раз; остыла – укол в открытую лаборантом баночку – два; захваченную петлей часть «анализа» – во флакон с питательной средой – три; раз-два-три; раз-два-три; ра-а-з – дв-а-а – тр-и-и... Эдакий вальс-бостон. Все восемь часов. Круги перед глазами, пот не утереть, все окна, форточки – задраены. Мухи! Марли, видишь ли, нет...

А у стен – в три-четыре ряда, высотою по грудь и выше – баночки, баночки, баночки с содержимым, ждущие своей очереди на дезинфекцию. Потому что, хоть и заставлены препараторские и коридоры кастрюлями, кастрюлищами, баками, ванными с лизолом, карболкой, но их не хватает. Анализы шлют все поликлиники, больницы, санатории, дома отдыха, большинство теперь – обсерваторы.

Как рассказать о наших мужчинах: кандидатах, докторе наук, которые, бывало, всю свою смену, не разгибаясь, топили эти баночки, захватив их длинным корнцангом? Увы, не очень длинным... Или – вытаскивали обеззараженные. Женщины-препараторы, лаборанты, случалось, падали в обморок. Ну и – «если не я, то кто же?»

  Вот такими были первые недели – свидетельствую! Потом-то, когда со всего Союза приехали специалисты противочумных институтов, открылись другие, специально оснащенные лаборатории, пригнали достаточно дезкамер – стало легче. Полегче было и в ночные смены: первичных посевов немного, пересевы на избирательные среды, при необходимости – чистая работа, не изнуряющая темпом. И мы – ах, как молоды мы были! – устраивали «перекуры» на заднем крыльце с видом на Эверест пустых баночек ростом в два этажа и выше. Где вы, приемщики тары?! А, может, и накопил «стартовый капитал» кое-кто тогда?..

Мы же – дышали, вы слышите, – дышали! Любовались звездами, болтали и пели, сочиняли «безсмертную Холериаду», травили анекдоты и ухохатывались до колик, вспоминая – куда анекдотам! – наши реалии! Ну хотя бы вот такую: поллитровая (!) банка с «анализом», полная (!), «законсервированная». Да-да! Закатанная укупорочным ключом! Сезон-то – закаток! Можно понять пациента: «Как бы чего не вышло! Спутают еще мое добро с чужим, а я – отдувайся!» А скорее – юморист доморощенный! Возись тут с «открывашкой»! Кто хохотал, кто – негодовал. Разберись, кто более прав...

Да-а-а.... Было дело... Не бизнес – Дело! И – «были люди в наше время!»

Скажете: «Так платили же вам!» А как же! Правда, пришлось подождать, и чем дальше, тем больше, но все же... Без холеры – 98 рэ, с нею, родимой, – 150. А потом – если м.н.с. – кандидат наук: 120, не кандидат – 132. Нет, вы не ослышались, именно так. Степень греть, охранять должна! Надбавка за вредность остепененным не положена! Да ладно уж! О пенсии тогда как-то не думалось… Хуже, что еще два месяца после всего не росли клетки в культуре тканей: самый воздух, стены пропитались парами карболки, лизола. – Что? Наши легкие, почки, печень? Ах, какая мелочь! А вот без клеток ни вируса не размножишь, ни опыта не поставишь. Да и многие штаммы вирусов погибли без холодильников. Говорят, что некоторых спасли. В домашних «заморозках». Но вы не верьте – это же «колоссальное нарушение инструкции! Подсудное!»

…А до конца аспирантуры оставались считанные месяцы...

август 2002

«Перед силой науки не устоят ни холера, ни другие болезни» –

Так считал И.И. Мечников. Писал: «От холеры легче уберечься, чем от насморка». И – «Не слишком смело предположение, что холера скоро будет сдана в архив». Увы…

Сегодня должна вспомнить об основателе первой в России пастеровской (бактериологической) станции, из которой вырос наш институт, тогда 40-летнем Илье Ильиче Мечникове, рожденном 15 мая 1845 года в селе Ивановка Купянского уезда Харьковской губернии. В этом мае ему исполнилось 175 лет! О первых годах «бактериологической эры» в Одессе.

 Пастеровские станции возникли после открытия Луи Пастером в 1885 году (135 лет тому назад!) «метода предупреждения заболевания бешенством при помощи антирабической вакцины, которая готовилась им и его сотрудниками из мозга животных, заражённых ослабленным фиксированным вирусом.

В Одессе врачебный инспектор доктор Маровский Л. А. выступил с предложением в Городскую думу об учреждении бактериологической станции с целью выработки средств защиты от разного рода эпидемий».

По рекомендации И.И. Мечникова к Пастеру в Париж был послан молодой 26-летний врач, уроженец Одессы, выпускник Императорского Новороссийского университета (1880) и Петербургской военно-медицинской академии (1883) Николай Фёдорович Гамалея.

И – 12 июня 1886 года в квартире Николая Фёдоровича Гамалеи на Канатной улице, 14, открылась вторая в мире и первая в Российской Империи бактериологическая станция, были привиты против бешенства первые 12 человек.

Илья Ильич возглавил работу станции. Бывший профессор зоологии Новороссийского университета И.И. Мечников, основоположник эволюционной эмбриологии, член-корреспондент РАН, писал: «Покинув государственную службу, я… попал в услужение городу и земству». Станция субсидировалась Одесским городским управлением и Херсонским земством.

Его сотрудниками были Н.Ф. Гамалея и Я.Ю. Бардах. В дальнейшем станция проводила прививки против сибирской язвы, изучала методы борьбы с грызунами и мн.др.

С 1892 года станцию возглавлял П.Н. Диатроптов, ученик И.И. Мечникова. Важным было изучение состояния воды в одесском водопроводе: «На водопроводной станции "Днестр" в 1901 году была организована постоянно действующая бактериологическая лаборатория, позволившая систематически изучать бактериальную флору реки и проводить ежедневный контроль работы очистных фильтров, исследовать городские сточные воды и проводить их обезвреживание на первых в России одесских полях орошения. Активную роль в этом играл будущий академик Даниил Кириллович Заболотный».

С 1923 года наш институт именовался «Бактериологический и физиологический институт доктора Гамалеи», в 60-х годах: «Одесский научно-исследовательский институт вирусологии и эпидемиологии им. И.И. Мечникова». За заслуги в развитии науки и здравохранения и в связи со 100-летием со дня основания в 1986 году награжден орденом «Знак Почета» с внесением этой даты в календарь ЮНЕСКО. Но – в «перестройку» реорганизован, а, по сути, разгромлен… Объединен с противочумной станцией, потерял производственную базу – завод бакпрепаратов, но все же носит славное имя: «Одесский противочумный институт им. И.И. Мечникова».

Работа пастеровской (бактериологической) станции с момента основания проходила в трудных условиях преодоления недоверия, косности мышления (ведь это – первые шаги научной микробиологии!), недостаточного финансирования. Не без юмора автор заметки в «Одесском вестнике» писал о двух кроликах, которых для приготовления вакцины против бешенства «профессор Мечников купил на здешнем базаре». Катастрофа в августе 1888 года, когда «какая-то роковая ошибка» привела к огромному падежу привитых Я.Ю. Бардахом овец, судебный иск владельца их, помещика Панкеева, разлад между сотрудниками (Гамалея считал, что Бардах ошибочно вводил малоинактивированную вакцину), вынудили Мечникова оставить руководство станцией (ее возглавил Я.Ю. Бардах) и уехать в Париж (15 октября 1888 года).

Там до конца жизни (16 июля 1916 года) И.И. Мечников работал в новом, созданном Пастером институте. Мечников – первооткрыватель фагоцитоза и внутриклеточного пищеварения, создатель сравнительной патологии воспаления, фагоцитарной теории иммунитета, теории фагоцителлы, основатель научной геронтологии («Сторонники продления жизни отмечают день его рождения как "День Мечникова", англ. "Metchnikoff Day"»). Изучал методы борьбы с холерой, ставя на себе опыты, не единожды рискуя жизнью. Стал почетным доктором Кембриджского университета (1891), почетным членом Российской АН (1902), Французской (1904), Бельгийской (1905) Академий. Стал Нобелевским лауреатом в области физиологии и медицины (1908). С 1905 года он – заместитель директора Института Пастера.

Эмиль Ру, знаменитый французский ученый, преемник Пастера, писал по случаю 70-летия Мечникова: «В Париже, как и в Петербурге и в Одессе, Вы стали главой школы и зажгли в этом институте научный очаг, далеко разливающий свой свет… Институт Пастера многим обязан Вам, Вы принесли ему престиж Вашего имени и работами своими и Ваших учеников, Вы в широкой мере способствовали его славе».

«Из памяти нашей ничто не сотрет…»

Да, не сотрет из нашей памяти

…Тот август печальный, тот памятный год,
Когда разразился ужасный холерный скандал,
Как в панике бросились люди бежать –
И от напряженья колени дрожат,
И приступом брали сто тысяч одесский вокзал.

И снова, и снова:

…А в память врезается наш институт:
Кастрюлищи, баки раскиданы тут,
И шлют обсерваторы тысячи банок с «добром»…
Во рту пересохло и хочется пить,
И негде уже экскременты топить,
А солнечный день занимается вновь за окном…

Но сегодня, в первую очередь, я хочу назвать поименно своих коллег, участников ликвидации эпидемии холеры, тех, кто, к огромному сожалению, уже покинул этот мир. Кланяясь их светлой памяти, благодаря за самоотверженный труд. Испрашивая прощения у тех, кого, может быть, забыла. Призывая их родных дополнить список. Наверное, это нужно нынешним молодым. Кто знает, какие еще испытания их ждут?..

Вот они, памятные имена моих коллег:

Г.И. Олейник, М.В. Маликова, Т.Л. Губенко, М.Б. Максимович, Б.И. Савченко, А.И. Федоров, Г.С. Скрипченко, Е.Е. Ефимов, Л.М. Трубина, И.В. Чистякова, Л.Д. Степанковская, З.Ф. Яковенко, М.И. Чопорова, М.С. Парфенова, Р.М. Соломко, Л.А. Зубко, В.П. Сокольская, З.И. Могилевская… Очень рано ушли из жизни Н.В. Думкина, Ю.П. Христофоров, В.Ф. Зеваков…

21 имя… Но это, конечно, не все. Удручает, что не могу назвать имен наших лаборантов, а, тем более, препараторов – младшего медицинского персонала. А ведь их вклад – велик!

 Что касается врачей, то, конечно, неодинакова их роль в деле борьбы с холерой. Но первые недаром были удостоены правительственных наград (в отличие, как водится, увы, от некоторых «начальствующих»).

Галина Ивановна Олейник с 26 июля работала в особой лаборатории, где проводились  исследования выделений желудочно-кишечных больных по «форме № 30»: на наличие холерного эмбриона. «Семь дней и ночей мы не спали тогда», – свидетельствует наша Холериада.

Г.И. Олейник принадлежит честь первой высеять и определить возбудитель, погубивший Ф.Е. Лютикова, 57-летнего сторожа совхоза им. Кирова, находившегося на орошаемых полях. Один из «знатоков» позволил себе написать, что 3 августа (в публикации – «23 августа») Федор Лютиков «…был доставлен в инфекционную больницу в тяжелом состоянии в 9.45 ч. Несмотря на все усилия врачей, в 21.30 Лютиков умер.

Но только поздно вечером (в 23.00) из выделений подозрительного больного был обнаружен холерный вибрион Эль Тор – серотип Огава.

Таким образом, для выявления у него холерного вибриона лаборатории потребовалось более 13 часов.

Конечно, такое промедление (?! – Л.В.) может свидетельствует о недопустимой халатности врачей и крайне несовершенной методике их работы. Но главный недостаток, похоже, заключался в отсталости материально-технической базы всей одесской медицины».

Профессор-историк (не медик, не вирусолог!) недавно ушел в мир иной, так что не называю его имени.

Г.И. Олейник, М.В. Маликова, Т.Л. Губенко, А.И. Федоров и др. – высококлассные специалисты и говорить так о них не годится. Анатолий Иванович впоследствии – директор завода по производству бактерийных и вирусных препаратов; за разработку и внедрение герпетической вакцины удостоен Государственной премии Союза. Кстати, он же в 70-е годы – председатель месткома института и… автор многих стихов, в том числе, – Холериады.

 Вообще, завод (производственный отдел бактериологической станции в 1961 году был реорганизован в завод бакпрепаратов; впоследствии ГП «Биопром-Одесса») поистине имел стратегическое значение для экономики и безопасности государства, выпускал в разные годы немало необходимых диагностикумов, профилактических и лечебных препаратов. Начиная с вакцины против бешенства, против сибирской язвы, здесь «велись исследования по разработке препаратов и вакцин против чумы, сапа, тифа, холеры, туберкулеза, малярии, бруцеллеза. В 1892 г. было открыто отделение для производства противодифтерийной сыворотки, а в 1914 г. – для производства вакцины против тифа и холеры». «Была создана единственная в Украине лаборатория по производству диагностических токсоплазменных препаратов. В последующие десятилетия был освоен выпуск токсоплазменного аллергена, аденовирусного антигена, вакцины для профилактики гриппа и диагностикумов. Производилось вакцина против оспы. В 1980 г. здесь впервые в СССР наладили выпуск герпетической вакцины, являющейся уникальным средством для лечения и профилактики герпеса. До 1991 г. номенклатура предприятия включала 31 наименование бактерийных и вирусных препаратов. Продукция экспортировалась в семь стран мира».

Но в «2001 г. завод производил только шесть наименований продукции: три вакцины – против бешенства, герпеса и гриппа, токсоплазменный аллерген, бифидумбактерин и физраствор».

Сейчас завод и вовсе прекратил свое существование. «По нормативам ВОЗ, – свидетельствует Нина Перстнева, автор горестного повествования, – страна с количеством населения более чем 30 млн. человек должна иметь собственное производство вакцин. Украина же порядка 90% импортирует. Всем понятно: такая практика недопустима. Однако, несмотря на очевидные вещи, чиновникам выгодно проводить совсем иную политику. То есть тратить бюджетные деньги на закупку импортных вакцин, поддерживая тем самым зарубежного производителя, а не "выбивать" средства на развитие отечественного. Именно так поясняют специалисты развал предприятия "Биопром-Одесса"».

…Как по мне, то я бы предпочла и диагностикумы и вакцины против СOVID’a – отечественные, но – прежних времен…

Возвращаясь к теме, хочу не упустить коллег с завода бакпрепаратов А.Д. Бабенко и В.И. Смирнову. Их стараниями, работой их сотрудников мы были обеспечены питательными средами, без которых вырастить, идентифицировать возбудителя невозможно. А требовалось их: бульона, плотных – на агар-агаре огромное количество!

…С 8 августа город – в карантине. Окружен кольцом войск и милиции, введены законы и правила чрезвычайного положения. К 7 сентября заболело 126 человек. Карантин длился 40 дней. И сегодня не знаем точных цифр умерших. Документы отдела особо опасных болезней областной СЭС говорят о 20 случаях смерти от холеры.

Стихи мои! Свидетели живые…

Стихи мои! Свидетели живые
               За мир пролитых слез!
Родитесь вы в минуты роковые
              Душевных гроз
И бьетесь о сердца людские,
              Как волны об утес.

– Строки Н.А. Некрасова… Не сомневаюсь, что Анатолий Иванович Федоров улыбнулся бы, ведь он совсем не думал о таком «великом предназначении» его шутливо-ироничных строк. Но вспоминаю из письма А.С. Пушкина П.А. Плетневу: «Письмо твое от 19-го крепко меня опечалило. Опять хандришь. Эй, смотри: хандра хуже холеры, одна убивает только тело, другая убивает душу. … Вздор, душа моя; не хандри – холера на днях пройдет, были бы мы живы, будем когда-нибудь и веселы...» ( 22 июля 1831). «Жертва карантина» второй пандемии холеры (1829 – 1851) даровал нам бесценные плоды «Болдинской осени».

Наша – седьмая пандемия (1961 – 1975). И вот ведь незадача! – именно строки Дефекамерона (Холериады) на мотив В. Высоцкого, Одесской баллады-фекалиады (с поклоном родному горисполкому), другие сохранили память о наших «минутах роковых», начальниках, чиновниках, сотрудниках института, помощниках наших, Одессе в ее беде. Позвольте же немного вспомнить из Холериады:

…Как снежный обвал низвергается с гор,
Нагрянул в Одессу коварный Эль-Тор
И с августа славный наш город закрыт до сих пор.

Гадали пока медицины отцы,
Больные всерьез отдавали концы,
И санэпидслужба тут только забила в набат.
Услышал ли Киев – сказать не берусь,
Но только в Одессу примчался Братусь,
И Жуков-Вережников с Мельником в штабе сидят.

Работников штаба не видно сквозь чад,
Все курят и все в телефоны кричат,
И спиртпрофилактика дружно холеры идет,
Кричит на сотрудников, словно на слуг,
Не вяжущий лыка товарищ Ткачук,
И ночью всех будит и всем указанья дает.

А город тем временем грязь отмывал,
И дважды Петровский в Одессу летал,
И вспомнила юность Ермольева в наших краях,
И папа Ростов присылает гонцов
Для мамы-Одессы – дружину бойцов,
Им в битвах с холерой не ведомы слабость и страх.

Н.Н. Жуков-Вережников – советский микробиолог и иммунолог. Академик АМН СССР. Лауреат Сталинской премии второй степени (1950); Заслуженный деятель науки РСФСР.

 З.В. Ермольева – советский микробиолог и эпидемиолог. Академик АМН СССР, создательница антибиотиков в СССР. Лауреат Сталинской премии первой степени (1943); Заслуженный деятель науки РСФСР. Премия была передана ею в Фонд обороны страны для строительства самолёта. На эти деньги был построен истребитель с надписью на борту «Зинаида Ермольева».

Открыв в 1922 году светящийся холерный вибрион, изучая его свойства, экспериментировала на себе: выпила раствор холерного вибриона, заболела, но, к счастью, выздоровела. В 1942-м, когда Сталинград стал прифронтовым пунктом для эвакуированных, была направлена в город для предотвращения заболевания населения холерой, где было налажено производство холерного бактериофага, который ежедневно получали 50 000 человек. Полгода провела З.В. Ермольева в осаждённом Сталинграде.

Зинаида Виссарионовна Ермольева – прототип главной героини романа «Открытая книга» Татьяны Власенковой. И я счастлива, что мне удалось хоть немного поговорить с нею. Рассказать, что книги «Охотники за микробами» Поля де Крюи, «Драматическая медицина» Гуго Глязера, «Против смерти» и др. Александра Шарова, как и «Открытая книга» Вениамина Каверина (родного брата Л.А. Зильбера); книга Льва Александровича, выдающегося советского вирусолога, иммунолога (кстати, первого супруга З.В. Ермольевой) «Вирусо-генетическая теория возникновения опухолей» привели меня в медицину. Она пожелала мне успехов.

Увы… Но, расставаясь с обширной домашней библиотекой книг по вирусологии, иммунологии и генетике, эти книги я все-таки сохранила…

 Вернувшись к тексту «поэмы», замечу: В.Д. Братусь – министр здравоохранения УССР, Б.В. Петровский – министр здравоохранения СССР, М. Мельник – главный санитарный врач УССР, В.В. Ткачук – главврач Одесской городской СЭС.

Подчеркну: Ростовский НИИ микробиологии и паразитологии, основанный в Ростове-на-Дону в 1909 году, проводил, в частности, исследования возбудителей бактериальных кишечных инфекций водоемов Юга России, разрабатывал методические подходы к обнаружению патогенных и условно-патогенных микроорганизмов в объектах водной среды. Вибрион Эль-Тор проник к нам «морским путем». Специалисты института, вместе с нашими сотрудниками, провели серьезные научные исследования.

Из наших не могу не сказать об А.Г. Стопчанской, прекрасном вирусологе, морфологе, генетике, авторе многих работ, внимательном учителе не одного поколения вирусологов. Пожелав, в преддверии ее 90-летия, всего самого-самого доброго, крепкого здоровья и – достойной оценки ее многодесятилетнего самоотверженного труда.

Закончу последней строфой Холериады:

…А бактерицидные лампы горят.
И вот уже в прессе о нас говорят,
Кому-то – почет, у кого-то – одышка в груди…
Весь город посеян – ты счастлив и нем
И только немного завидуешь тем,
Другим, у которых холера еще впереди.

Вместо заключения…

И, все же, – еще несколько слов…

Предлагая – настаивая! – на возрождении санитарно-эпидемиологической службы  Украины, преступно разрушенной. На достойном материальном обеспечении сегодняшних медицинских работников, микробиологов, вирусологов, эпидемиологов, инфекционистов. Нынешняя пандемия коронавируса должна же чему-то научить?!.

На внимании к тем, кто верно служил, предупреждая эпидемии, борясь с ними. Кто еще жив, а им под / за 80, а кому и все 90 лет! И – кто унижен и оскорблен, нуждается в поддержке для решения их трудно преодолимых в одиночку бытовых, материальных проблем. Кто не стал – не мог стать! – «ни барином, ни попрошайкой»…

Призываю не только власти, но – имущих, не потерявших человечности…

…Вспоминаю из истории нашего института: чтобы послать в Париж для изучения метода Луи Пастера прививок против бешенства кого-нибудь из членов Одесского Общества врачей, «бессарабский помещик Михаил Васильевич Строеско анонимно пожертвовал 1000 рублей (после смерти его имя всё же обнародовали)».

А – «в 1894 - 1895 годы на средства Григория Григорьевича Маразли, городского головы Одессы, на углу Херсонской и Старопортофранковской улиц (ныне – улица Пастера, 2) по плану архитектора Юрия Дмитренко было построено здание для бактериологической станции».

 Кстати, и Институт Пастера в Париже был выстроен, обеспечен условиями работы «в том числе, и на средства, пожертвованные Альфредом Ротшильдом и двумя банками, "подписавшимися по 40 тысяч франков каждый"».

Понравились мне в одной из публикаций интернета слова о справедливости коронавируса: он не минует и сильных мира сего…

И пусть завершат эту статью-воспоминание-признание слова И.И. Мечникова о неистребимости «упорного стремления к исканию истины». О приведенных им в предисловии к «Этюдам оптимизма» словах знаменитого «французского физико-математика» Анри Пуанкаре: «целью нашей деятельности должно быть искание истины…» Ученый писал, что говорит не только о научной истине: «…но я имею в виду и нравственную истину, одним из видов которой является то, что называют справедливостью».

Вспомню и мечниковское: «Знание минувшего дает понимание настоящего». И – Михаила Ломоносова: «Народ, не знающий своего прошлого, не имеет будущего».

Как же хочется, чтобы будущее состоялось и было лучше настоящего!..

8 августа 2020