Эта была самая обычная командировка в Киев. Мы, сотрудники областной молодежной газеты достаточно часто ездили туда – на всевозможные курсы, слеты, семинары. Только время для поездки было выбрано не самое обычное - вскоре после Чернобыльской аварии. Тогда, весной и летом 1986 в Чернобыле работало много журналистов со всего Советского Союза – ведь участие в ликвидации последствий аварии на атомной станции принимала вся страна.
Киевский скорый – полупустой, среди пассажиров в основном – командированные на ЧАЭС. Многие уже отработали 10-12 дней вахтовым методом, съездили домой, и возвращались на станцию. О работе практически ничего не рассказывали, да я не расспрашивала – все увижу сама.
Выезд на станцию – рано утром. Поначалу дорога нам кажется самой обычной. Непривычны только таблички на обочинах «Громадяни! В’їзд до лісу і користування його дарами тимчасово заборонено!» «З’їжджати на узбіччя забороняється!». Обочины посыпаны гравием, чтобы не было лишней пыли, каждые 15-20 минут мы встречаем поливальные машины. Дорогу моют регулярно. По ней везут технику, людей с работы и на работу. Частного транспорта практически нет.
На каждом посту ГАИ – дозиметристы. Мы проезжаем брошенные села. Первый шок – заколоченные дома, на воротах которых – листки с надписями: «Мы в Одессе», «Мы в Запорожье», «Мы в Кировограде», тщательно закрытые колодцы, на дверях домов цифры – количество рентген до и после мытья (все дома мыли очень тщательно). Тогда еще верилось, что в эти села по соседству с взорвавшейся станцией вернутся люди...
В этой командировке пришлось привыкать ко многому – странному першению в горле и бесконечно льющейся по земле воде, после которой просто пришлось выбросить обувь и купить новую. Мы очень быстро перестали удивляться тому, что о лобовое стекло нашей машины не расплющиваются, как обычно в дороге, бабочки, жуки и комары – их просто не было.
Подходя к людям, спешащим на работу в Чернобыле и Припяти, мы чаще всего не могли предположить, с кем придется общаться: белые костюмы, шапочки, обувь, респираторы у всех одинаковые. На куртках – дозиметрические «карандаши» и пломбочки накопителей, которые положено сдавать в конце каждого рабочего дня. В Чернобыле не увидишь людей, сидящих на лавочках в тени деревьев – хотя листья мыли неоднократно, они все равно фонят. Так что безопаснее – в помещениях.
В нашей группе журналистов – всем до 25 лет. Наши сверстники, соседи по общежитию и друзья – сводный отряд Минуглепрома, опытные проходчики из Ворошиловградской, Тульской, Донецкой областей работают под реактором сменами. В день 8 смен по 3 часа каждая – больше нельзя. На работу ездят в большом белом бронированном автобусе, сделанном по спецзаказу. Уезжают с шутками – прибаутками, возвращаются – еле стоя на ногах. В забое при температуре 40-50 градусов трудятся проходчики и их помощники, притом все приходится делать вручную. Девочка-лаборант, которая постоянно берет у парней анализ крови, комментирует: «Хорошо, хоть все женаты, дети есть у всех, а то с этой радиацией...»
Мы переглядываемся – из 10 человек нашей группы дети только у троих, многие еще не женаты и не замужем. О возможных последствиях того чернобыльского лета никто из нас не догадывался. Да и времена тогда были совсем другие. Работать в Чернобыле было честью…
Подробнее читайте в свежем номере газеты «СЛОВО»
