В темном здании души

  Лейба Бронштейн Одессу не любил. Ни тогда, когда учился здесь подростком, ни юношей, познававшим первые уроки жизни, ни взрослым мужем, известным всей стране под именем Лев Троцкий.

Справедливости ради надо сказать, что ни маленький Леба, ни умудренный опытом маститый Лев Давыдович Троцкий, не любил вообще никого, кроме самого себя и лишь с некоторой натяжкой воспринимал среду, ему полезную, могущую поднять и понести по дорогам славы его необыкновенную, избранную, уникальную личность. Центром Вселенной Троцкого – был сам Троцкий…

Что касается Одессы, то она тоже всегда имела к себе уважение, и не то, чтобы мстила к ней равнодушным – боже упаси! – а так, немного над ними подсмеивалась.

Чего нельзя не заметить на примере биографии обласканного мировой славой и гостеприимно принятого многими городами Европы Льва Давыдовича Троцкого.  

Чемодан с багажом

Лейба Давиидович Бронштейн родился 7 ноября 1879 в селе Яновка, Херсонской губернии, где и провел счастливое детство до тех пор, когда его родитель решил, что мальчишке пора дать приличное образование и отправил его в Одессу, где его определили в реальное училище святого Павла, что в Лютеранском переулке. Маленького Лейбу поселили у близких родственников, в семье двоюродного брата Моисея Липовича Шпенцера, человека приличного, образованного и довольно состоятельного, в будущем владельца издательства «Матезис» и отца Веры Инбер. Общество, собиравшееся в доме Шпенцера, было хорошего уровня и постепенно оттачивало манеры отпрыска Бронштейна, превращая его из деревенского дикаря в уверенного в себе горожанина.

 Деревня, как малая родина, где он был свободен и счастлив, привлекала его еще долгое время. До 18 лет он стремился приезжать в родную Яновку, как только предоставлялась возможность – и на праздники, и летом. Там он бросал свой городской апломб, с удовольствием охотился на сусликов (не просто так, а заработка ради), играл в крокет (нет, мы пишем не об Англии, а о деревне в тогдашней Херсонской губернии), катался на лошадях и гонял на велосипеде.

  Велосипедные прогулки совершал он регулярно и в Одессе, облюбовав для этого Александровский парк. Другие развлечения на свежем воздухе его не особенно интересовали.

Так Одесса привлекала мальчика, а потом и юношу Лейба исключительно в той ее части, которая могла напомнить ему детство и дать пищу для будущей блестящей карьеры, в свершении которой он нисколько не сомневался. Пищей этой были знания, впитываемые им с великой жадностью, что вовсе не мешало маленькому бунтарю проявлять характер, который в будущим назовут тяжелым, противоречивым, яростным и опасным.

Он ссорился и с одноклассниками и с учителями, получал наказания в виде всевозможных ограничений вплоть до карцера, но это его нисколько не останавливало. Своим учителям он давал уничижительные характеристики, мало к кому проявляя снисхождение.

Георгий Устинов в книжке «Трибун революции», выпущенной в свет в 1920 г., отмечает:

В конце концов, он окончил в Одессе все шесть классов (больше в училище св. Павла не предусматривалось), а седьмой (необходимый для того, что в дальнейшем получить высшее образование) поехал «добивать» в Николаев, где примкнул к социал-демократам. Лейба начал обрастать революционными связями и пути его вновь пересеклись с Одессой. Здесь он как будто собирается продолжить свое образования, но намерения его расплывчаты.

«Поступление оттягивалось. Я жил в Одессе и искал», – писал он в воспоминаниях.

В 1898 г. его настигает первый арест. После недолгого содержания в Николаевской и Херсонской тюрьмах Лейбу Бронштейна переводят в одесский Тюремный замок, где он, в ожидании приговора, старается не терять времени зря. Изучает английский по библии, бывшей в камере, и ведет долгие беседы с главным одесским тюремным надзирателем… Николаем Троцким.

 Не за горами то время, когда Лейба Бронштейн превратится в Льва Давыдовича Троцкого, но пока судьба его схожа с тысячами таких же, как он, приверженцев революционных идей.

По решению одесского суда Лейбу Бронштейна вместе с женой Александрой Соколовской и двумя её братьями отправляют в ссылку в Сибирь, в с. Усть-Кут, сроком на четыре года. Там рождаются две его дочери, там он знакомится с другими маститыми революционерами, которые помогут ему осуществить побег с сибирского поселения. Соколовкская

 Собственно, все получилось просто, без затей.

В конце августа 1902 года исправник Лебедев пишет докладную записку по начальству: «Вчера самовольно отлучился Лейба Бронштейн 23 лет, 2 аршина с половиной, волосы каштановые, подбородок двойной, разделенный, носит очки. По заявлению жены, Бронштейн выехал в Иркутск».

Путь его, конечно, не лежал в Иркутск. Он уезжал далеко от сибирских холодов и солнца южных губерний Российской империи, он уезжал от жены и от дочерей, о которых и вспоминать потом не будет – туда, где кипела жизнь, к «товарищам», за границу, в эмиграцию – вплоть до свершения в России первой революции. Для того, чтобы шагнуть в эту жизнь, оставалось лишь заполнить чистый паспортный бланк, переданным ему товарищами. Он вписал туда фамилию старшего надзирателя Одесской тюрьмы Троцкого.  Выбор, который, пожалуй, мог родится лишь в таком дьявольски насмешливом уме, как у него. Как же он, наверное развлекался, предъявляя жандармам документы на имя Льва Троцкого. И напрасно. Недаром говорят, что в каждой шутке, есть доля шутки.

Ему еще предстоит стать тюремным надзирателем России. 

Здравствуйте – и до свиданья…

Свершившаяся революция не оставила яростного «трибуна» без дела.  Председатель Петросовета, нарком по иностранным делам, глава Народного комиссариата по военным и морским делам, председатель Реввоенсовета РСФСР – он стал тем, кто самыми жесточайшими методами навел порядок в революционной армии. Его прославляли и боялись. Он был знаменит и почитаем. Им восхищались и брали с него пример. В конце концов он стал идолом, которого не обсуждали, но лишь поклонялись.

 Но все это придет потом. А пока вот как выглядит «надежда и слава революции» в глазах некоего «К.М.», корреспонденция которого помещена в одесской газете «Южная мысль» за 1917 год: 

Что же, очень скоро, благодаря, в том числе, и усилиям «яркого оратора и большого политика» Троцкого, подобные публичные характеристики в отношении известных деятелей революции, станут категорически невозможными. Поэтому еще раз вознесем хвалу хроникерам тех далеких дней и насладимся нарисованным широкими свободными мазками портретом Льва Давыдовича. Итак:

  Очень возможно, что подобная неоднозначная, но все же лестная характеристика и могла бы понравиться «трибуну революции». Однако вряд ли бы ему пришлось по вкусу написанное далее:

 И хлестко, и образно. Но самое главное припрятано в финале. Вот он, последний камень в обширный его огород:

«Самый тон его выступлений звучит так, словно он создан специально для хвастливых, оглушительных, намеренно провоцируемых скандалов. И оттого Троцкий является одним из наиболее плодовитых изобретателей большевистских «инцидентов» на совещаниях».

Слово сказано. Провокатор от революции, он до конца жизни не сможет выйти из образа, пока его «ненасытное тщеславие», сожрав жизни всех его близких, не доберется и до него.

Но пока он «на коне», и судьба еще раз приводит его в Одессу. В середине мая 1919 г., после подавления мятежа Григорьева и массовых расстрелов, направленных на уничтожение остатков смуты, Троцкий сначала приезжает в Киев, а потом отправляется в город своего детства – и вовсе не по сентиментальным соображениям. Поскольку в ту пору в Одессе, находившейся под властью большевиков,  практически все вольнолюбивые газеты «приказали долго жить», информация о его визите в Южную Пальмиру дошла до нас преимущественно через воспоминания современников.

Иван Бунин в «Окаянных днях» ехидно замечает:

Григорий Колтунов

  Кинодраматург Григорий Колтунов в «Воспоминаниях одесского полуинтеллигента» свидетельствует:

Саул Боровой

Одесский историк Саул Боровой не столь восторжен:

 Лев Троцкий побывает в Южной Пальмире еще раз – и это будет его последний день на родине.

 Холодной февральской ночью 1929 года его вместе с семьей, в обстановке величайшей секретности доставят в Одесский порт и пересадят на судно, по иронии судьбы называвшееся «Ильич». На «Ильиче» он отправится в изгнание, из которого не будет возврата.  

Фото и документы предоставлены музеем Главного управления Национальной полиции в Одесской области.