Инквизиторы
Как известно, ключевым словом в определение инквизиции является «святая». Те, кто осуществлял контрольную функцию, по замыслу сил, их породивших, были не просто «розыскниками», «расследователями» (от лат. Inquisition). Они – воплощение чистоты и безгрешности – призваны были искоренять ростки ереси в рядах как высоких священных чинов, так и в среде обычных граждан (а в ней особенно…). Ведь недаром их ведомство называлось– «Святой отдел расследований еретической греховности».
Где греховность, а где проявление святости – решали они же. Честно, открыто, на заседаниях Инквизиторского трибунала. Да, кстати, и защитника обвиняемому давали. Правда, из числа обвинителей, но какая разница? Главное – все юридические нормы были соблюдены.
В советской стране времен «черных воронков», имеющих обыкновение забирать очередную партию инакомыслящих в тревожный предрассветный час, бытовала присказка: «У нас просто так не сажают». Потом появилась: «Лес рубят – щепки летят».
Но осенью 1917 года еще не замордованные инквизиторами граждане свято верили в свободу и демократию. А иначе – зачем революцию было городить?
Под Дамокловым мечом
– На излете сентября в Одессе произошло событие, не оставившее никого равнодушным. Еще бы – просто так, по мановению «революционной» руки в вольном городе попытались закрыть одну из газет, позволившей себе высказать протестное мнение. Что же так обеспокоило одесских журналистов? Всего-навсего облава, – рассказывает хранитель фондов музея Главного управления Национальной полиции в Одесской области Светлана Кривчук-Новак.
Странно, не правда ли? Ведь те же «Одесские новости» всего за несколько дней до того писали:
«Скопление торговцев и маклеров у кафе Фанкони и Робина становится явлением, которое служит предметом мероприятий, разрабатываемых не только главным комиссариатом, но и главным начальником округа. Пока еще не намечены способы борьбы с этими центрами нездоровой коммерции. Были на обсуждении и закрытие обоих кафе, и запрещение мужчинам входить в дамские отделения и другие меры».
Можно только догадываться, какие еще меры могли быть страшнее запрета наведываться в дамские отделения, но суть в том, что предлагаемые действия обсуждали коллегиально. А произвела облаву комиссия по борьбе со спекуляцией. Ни с кем не согласовав свои действия и к тому же без участия сил милиции.
Судя по всему, акция была подготовлена плохо и проведена грубо. Через очень небольшое время это не будет никому мешать, а граждане станут высказывать свое мнение не на страницах газет, а в укромных местах, стараясь говорить тихо и тревожно оглядываясь.
Но это была первая облава. И первая попытка цензуры со времен начала революции.
«23 сентября была произведена облава в кафе Фанкони и Робина и в прилегающих кафе. Для этой цели были предоставлены юнкера и гайдамаки – всего до 300 штыков, не считая «Красной гвардии». Предварительно в Воронцовском дворце был образован штаб всех частей, принимавших участие в облаве», – сообщают «Одесские новости».
«Та хто за шо в этом городе отвечает?» – интересовались после мероприятия одесситы. И их живой интерес, видимо, нашел отражение в статье «Изломы», напечатанной в газете «Южная мысль».
Статья не понравилась. Газету решено было прикрыть, как вражескую. А бумагу реквизировать. На том и порешили. Но конец сентября – еще не конец октября. И 1917 год – далеко не 1918-й. И тем более, не 1938-й.
Вслед за беспрецедентным решением последовал вал публикаций.
Свое авторитетное суждение Румчерод (Совет Румынского фронта, Черноморского флота и Одессы) поместил на страницах «Голоса революции»:
«На днях в Одессе была организована облава на спекулянтов, орудующих в кафе Рабина и Фанкони. По этому поводу газета «Южная мысль» поместила статью, направленную против демократических органов и написанную в грубом тоне. Революционный комитет демократических органов Одессы постановил закрыть «Южную мысль» за эту статью, как контрреволюционную, а бумагу «Южной мысли» конфисковать. Пленарное заседание Румчерода имело суждение и приняло большинством всех против 3 при 2 воздержавшихся следующую резолюцию:
«Свобода печати – есть ценное завоевание революции и борьба с буржуазной прессой может вестись лишь идейным путем. Закрытие какой-либо газеты за пасквильную статью не может быть допустимо».
И правильно. Нечего принимать решения без согласования со старшими товарищами…
Совет рабочих депутатов (СРД) решил пойти правовым путем. О чем и сообщил гражданам через ту же «Южную мысль»:
«Обсудив вопрос о заметке «Изломы», появившейся в газете «Южная мысль», исполнительный комитет совета рабочих депутатов (с.р.д.), не считая нужным входить в полемику с газетой, позволившей себе грязную инсинуацию по адресу революционной демократии г. Одессы и взявшей под свою защиту алчных спекулянтов, вредным наростом присосавшихся к народному организму, постановляет призвать названную газету к суду. Кроме того, исполнительный комитет ставит на вид товарищам рабочим, работающим в буржуазных газетах, о недопустимости печатания статей и заметок, роняющих достоинство революционной демократии. Принята также поправка, предложенная тов. Муровицким: «Принимая во внимание, что в буржуазной прессе ведется травля рабочих органов, обратиться к рабочим с предложением читать не буржуазные, а рабочие газеты».
Вот они, первые ростки номенклатуры, расцветшие в советские времена буйным цветом!
И все же, исполком комитета посчитал нужным высказать и некоторые порицания (кто его знает, как дело развернется дальше…):
«Во вчерашнем заседании исполнительного комитета совета рабочих депутатов обсуждался вопрос о действиях некоторых членов комитета во время облавы, произведенной на спекулянтов. Заседание было бурным. Многие ораторы высказывались в том духе, что такие меры, как облавы, не достигают своей цели. Много горьких истин было высказано некоторыми ораторами в адрес председателя продовольственной секции Шанталенко. Также указывалось, что во время облавы многие члены исполнительного комитета допустили такие меры, которые в свое время осуждены постановлением президиума с.р.д. Таким товарищам выразили порицание. Также комитет отметил, что еще окончательно не разобраны документы и бумаги, отобранные у заподозренных в спекуляции. По окончанию разбора комитет вынесет определенное решение по этому делу».
Интересно, в чем состояла суть «горьких истин»? Не в том ли, что председатель такой соблазнительной секции, как продовольственная, позволил себе некоторые манипуляции с предметом занятий секции?
Между тем, скандал набирал обороты.
В ответ на нахальное постановление «революционных органов» комитет одесской печати разразился целым манифестом.
«К покушению на свободу печати. От комитета одесской печати».
«Одним их самых ценных завоеваний революции является свобода устного и печатного слова. Критика, являющаяся здоровым и необходимым элементом развитой общественной жизни, ни в коем случае не может быть рассматриваема как проявление контрреволюционных тенденций. Необходимым условием свободного государственного строя является свобода обсуждения деятельности государственных и общественных учреждений. Между тем, со стороны некоторых организация наблюдается тенденция расправляться с печатью способами, ничего общего не имеющими ни с прямыми велениями закона, ни с принципами революционной демократии. Комитет одесской печати, призванный стоять на страже интересов свободного печатного слова, решительно протестует против таких недопустимых в свободной стране приемов борьбы с печатью, возвращающих нас к худшим времена царского режима и заявляет, что лишь печать одна вольна налагать на себя ограничения, вызываемые повелительной необходимостью момента. Комитет одесской печати доводит до всеобщего сведения, что без его ведома и согласия никакие меры ни против отдельных органов местной печати, ни против нее в целом, не могут быть предпринимаемы, и всякие покушения на этом направлении встретят с его стороны самый энергичный отпор».
Теперь уже знаем…
«Свободные одесские газеты» спешат поддержать комитет печати.
«Нам пришлось убедиться, что по нынешнему удивительному времени не приходиться устанавливать пределы вероятного. Выпись из протокола заседания революционного комитета гласила, что «ввиду возмутительной по тону, провокационной по характеру и контрреволюционной по существу статье «Изломы», помещенной в «Южной мысли» от 25 сентября, комитет постановил закрыть эту газету и конфисковать ее бумагу для нужд революционных организаций, – пишут «Одесские новости». – Но им не удастся убедить нас, работников печати, что свобода слова, оплаченная страданиями и крестными муками стольких писательских поколений, может быть уничтожена резолюцией любого случайного комитета, самозванно присвоившего себе прерогативы, ему ни в коей мере не принадлежащие. Этому не бывать! Покуда свободное слова не загнано снова в подполье, покуда революция наша не растеряла свои вольнолюбивые лозунги и девизы, никто и ничто не может нас заставить склониться пред волею самоуправства!».
«Все подлинные революционеры, все настоящие друзья свободного строя должны дать надлежащий отпор покушениям на свободу печати, откуда они бы не исходили. Руки прочь, гасители света, мракобесы, борцы против свободной независимой печати! Довольно мы настрадались от царской цензуры! Не допустим цензурной опеки от цензурных скорпионов в новой стране! Да сгинут цензурные застенки и все попытки надеть на печать узду, стесняющую ее свободный бег!» – подхватывает «Одесский листок».
В статье с хлестким названием «Самосуд», помещенной в «Маленьких одесских новостях», некая Жар Птица (вряд ли для одесской публики оставалась загадкой подлинное лицо, спрятавшееся за этим псевдонимом) разъясняет:
«Это новая облава. Но уже не на спекулянтов, а на свободную печать. «Южная мысль» решилась откликнуться на субботнюю облаву и, конечно, выразила свое возмущение по поводу этого безобразия. Она высказала все, что ее волновало, что думала. Как могла, так и высказалась. Следует ли из этого, что она натравливала одну часть населения на другую, следует ли, что она контрреволюционная газета? Если мы до сих пор не знали гонений на свободное слово, то теперь уже знаем. Мы знаем, что здесь, в свободной Одессе, мы в тяжком плену, под Дамокловым мечом, под опекой. Нет, я не верю, я не хочу допустить, что скандальное постановление революционного комитета подлинно возымело силу!».
«Несмотря на экзотическую обстановку, в которой обретается ныне наш город, мы верим, что этот наскок на свободную печать получит должный отпор. Умудренные опытом, мы знаем, что воевать на улице с мирными гражданами – одно, а задушить свободное печатное слово – другое, более сложное дело. Полагаем, что одесский комитет печати примет необходимые меры по ограждению свободы печати, на которую начали покушаться элементы, которые должны были бы стоять на страже всех свобод, в том числе, и печати», – вторит ей «Маленький Одесский листок».
Да, размах протестной кампании впечатляет. Но всякому делу нужно начало. Что же послужило началом бурного движения одесских газет за свободу печати?
«Один из пострадавших во время облавы в кафе Робина и Фанкони французский гражданин г. Гланц принес вчера главному начальнику округа ген. Фелицину жалобу на то, что во время задержания его при облаве у него были отняты документы, которые он до сих пор не может получить. Ген. Фелицин вытребовал документы из Воронцовского дворца. Документы были получены в беспорядочном виде. Пришлось в таком виде препроводить их генеральному французскому консулу в Одессе», – пишут «Одесские новости».
Вот вам и ответ. А надо было не почивать на лаврах облавы, а поскорее разобраться с документами. Мало ли какая рыба может попасться в сети? Не всякого же можно безнаказанно упрятать в кутузку и рассчитывать, что за это ничего никому не будет. Даже в демократическом государстве…
Фото и документы предоставлены музеем Главного управления Национальной полиции в Одесской области.
Можно только догадываться, какие еще меры могли быть страшнее запрета наведываться в дамские отделения, но суть в том, что предлагаемые действия обсуждали коллегиально. А произвела облаву комиссия по борьбе со спекуляцией. Ни с кем не согласовав свои действия и к тому же без участия сил милиции.
