Вот и прошли три года со дня инаугурации президента Порошенко. Можно по-разному относиться к этой дате. Кто-то будет вспоминать «зрады», а кто-то упрямо называть их «перемогами». Мне бы хотелось сосредоточиться на главном – на том, что мешает независимой Украине успешно развиваться.
Украинский гражданин с детства привыкает к тому, что государство существует параллельно, где-то рядом. Потому что первые двадцать три года имитационного существования государства привели к тому, что мы стали воспринимать девиацию как норму. И наоборот.
Отрицательная селекция
Для большей части украинской политической элиты сама идея независимости была нужна лишь потому, что позволяла закрепить за Украиной статус закрытого акционерного общества. Собственно, в 1991 году идея независимости была поддержана Украинской Компартией не под давлением национально-освободительного движения (которое, в отличие от стран восточной Европы, в Украине было уж точно не повсеместным), сколько под влиянием конъюнк-туры: многие партийные руководители хотели сменить статус директора на статус собственника и принимать решения без оглядки на Москву.
Украинская политика за редким исключением была имитационной.
«Левыми» назывались сторонники интеграции с Россией. «Правыми» – сторонники интеграции в Европу, прикрывающиеся националистическим проектом. Наверное, только этот гипотетический вектор интеграции и отличал одну часть элиты от другой. Так как поведение и одних, и других приучало обывателя к мысли, что коррупция – норма. Что стандарт успешности определяется маркой автомобиля. Что закон не обязан иметь ничего общего со справедливостью.
И эта ситуация травмировала общество куда глубже, чем отсутствие экономическихуспехов. Просто потому, что экономика – это лишь «софт», а «хард», костяк – это система общественных взаимоотношений. А именно эта система была сломана и искажена – вместе с понятием «нормы».
Что такое – «хорошо», и что такое – «плохо»…
При этом двадцать три постсоветских года шел процесс украинизации Украины. Идеологическая диффузия шла с запада на восток. Любые разговоры про «электоральный раскол страны» не соответствуют действительности именно потому, что в том же 1991 году никакого раскола вообще не существовало: на первых президентских выборах «украинский Вацлав Гавел» – Вячеслав Черновол – смог одержать победу лишь в трех западноукраинских областях. Спустя тринадцать лет – во время первого Майдана – страна делилась уже пополам. А благодаря войне процесс самоидентификации страны ушел далеко на восток.
Тот факт, что после аннексии Крыма и вторжения на Донбасс общество не на шутку увлеклось совместным процессом мифотворчества собственного прошлого – это во все времена служило прекрасным поводом для единения нации – почему-то не решил основной проблемы. Поэтому теперь предстоит решать куда более сложную для выполнения задачу: договариваться о понимании «добра» и «зла».
Что считать коррупцией? Виноват тот, кто дает или тот, кто берет? Начиная с какого размера взятка превращается в кислотную среду, растворяющую общест-венное благо? Можно ли изменить систему и как это сделать эффективно? «Все равны» или все-таки не все? Процесс продвижения вперёд отягощается стереотипами, живущими в народном сознании. Мы называем «стукачеством» любую жалобу на нарушение закона и считаем её ниже собственного достоинства по известной причине – государство относится к своему народу как враг. Украинские элиты легитимизировали коррупцию, а идею превращения коллективного блага в персональное сделали само собой разумеющейся. А потому формула «все ради семьи» стала считаться универсальным оправданием для компромиссов с народом, и даже с остатками собственной совести.
«Тут так заведено» – традиция повседневного поведения исказила представление в обществе о том, что считать нормой, а что – ее нарушением.
В крови – ненависть к супостату!
Оказалось, что украинские граждане – носители самых жестких антиэлитарных настроений. С одной стороны, это обусловлено исторически: украинские земли в разные эпохи были частью чужих империй, а потому категория «права» и «закона» воспринималось как нечто чуждое, обслуживающее интересы господствующей метрополии.
Любой носитель должности и полномочий всегда выступал как представитель интересов условного «поработителя».
С одной стороны, именно этот исторический опыт стал причиной того, что у украинцев всегда была тяга к общинности, коллективизму: противостоять чужой вертикали можно лишь за счет объединения на горизонтальном уровне.
С другой стороны, отсутствие опыта государственного строительства дало о себе знать в тот момент, когда украинское государство появилось на свет. Потому что фронда по отношению к любому начальнику никуда не делась. А за последние четверть века – лишь усилилась. Уж больно родное государство, в лице своих руководителей, постаралось залезть народу в «печёнки».
В итоге, нормой считается ситуация, подобная Майдану – когда все равны друг другу, а каждый – самому себе. Но как только приходит время переделывать горизонталь в вертикаль, то есть делегировать каких-то представителей народа во власть – начинаются проблемы.
Ходит устойчивая присказка, что Верховной Раде, Кабмину и Администрации президента «ПОРОБЛЕНО»!!! Какой бы честный, принципиальный и болеющий душой за народ украинец туда не попадал – превратится в торгаша, наживающегося на людском горе. Каждый, кто решит перейти из категории «один из нас» в статус распорядителя коллективным ресурсом – сиречь, в «элиту»– очень быстро забывает, что он «один из нас», а коллективный ресурс становится источником его личного обогащения.
Поэтому в народном сознании сама идея «заниматься политикой», то есть идти наверх по вертикали не воспринимается как нечто, связанное с попыткой «обустройства народной жизни» или желания поменять что-либо в этом скотском миропорядке.
Неприязнь и недоверие к вертикали рождает условия, в которых отрицательный отбор кадров для элиты будет лишь продолжаться. Украинец предпочитает высмеивать политиков, а не вчитываться в программы. Раз за разом голосует за лозунги, чтобы потом удивляться тому, почему они остались только на билбордах или в ТВ рекламе. В итоге, в политику вновь идут лишь те, чьи аппетиты прямо пропорциональны их же толстокожести.
Страна стала заложницей собственных традиций: недоверия и скепсиса, пофигизма, цинизма и близорукости. Реакции не меняются вот уже третье десятилетие.
Старая как мир история про клетку с обезьянами и банан. Когда приматы бросаются к фрукту – их окатывают ледяной водой. За несколько повторений они вырабатывают в себе условный рефлекс и во избежание коллективной экзекуции бьют новоприбывших, если те попробуют добраться до банана. Через несколько ротаций в клетке может не остаться никого, кто бы помнил, почему же всё-таки нельзя трогать банан, но никто даже не рискнет двинуться в его сторону.
Потому что тут так заведено
Независимая Украина держалась на таком негласном общественном договоре более четверти века. Его суть сводилась к нехитрой «экзистенции», которую исповедовало подавляющее большинство украинцев: «Пусть власть ворует и лжет, но не мешает и мне жить». Благодаря этому общественно-коррупционному консенсусу, к государству относились равнодушно, очередную власть понемногу ругали и высмеивали, и каждый старался делать свой, далёкий от прозрачности, «бизнес».
Украинское общество на протяжении всего периода независимости так и не смогло добиться от элиты выработки механизма отзыва опорочившего себя государственного деятеля или импичмента президента. А ведь именно эти, действующие в развитых демократиях мира, механизмы позволяют регулировать движение народных избранников не только вверх по вертикали, но и вниз, как говорится – обратно в лоно народа.
Именно из-за этого общественного равнодушия государство Украина и остаётся в полном смысле этого слова отсталым. Остаётся государством, где за фасадной демократией понемногу булькает дикая смесь олигархической экономики, коррумпированной политики и гуманитарной «шароварщины», в конечном итоге двигающаяся только по одному вектору – к обнищанию и уничтожению народа.
